КОММЕНТАРИЙ: УЩЕРБНАЯ ДЕМОКРАТИЯ ГРУЗИИ

Визит Джорджа Буша в Грузию 10 мая - событие из ряда вон выходящее для этой небольшой страны на периферии Европы: своим приездом американский президент демонстрирует неизменную поддержку США процессам декоммунизации на постсоветском пространстве, приобретшим мощный импульс в результате грузинской Революции роз в ноябре 2003 года, подтверждает флагманство Грузии в регионе Южного Кавказа в плане интеграции в евроатлантические структуры, недвусмысленно намекает всячески препятствующей этому России, что Грузия не будет покинута на произвол судьбы.

Однако, с воодушевлением принимая очевидные мэссиджи, связанные с этим визитом, в Грузии проявляют беспрецедентную, как и сам визит, заинтересованность в сути тех соображений, каковые руководитель могущественнейшего из государств мира доведет до сведения своего молодого грузинского коллеги.

Подобная заинтересованность вполне оправдана: без одной недели 500 дней президентства Михаила Саакашвили в Грузии весьма противоречивы по своим проявлениям, причем, если удачи и достижения кажутся тем более значимыми, чем более удален наблюдатель от самой Грузии, то неудачи, а иной раз и просто провалы, особенно ощутимы для самих ее граждан.

Буквально за несколько дней до приезда президента Буша в Тбилиси, а именно - 6-го мая, Грузия будет отмечать годовщину еще одной - "локальной" - революции. Год назад Аджарская автономия на юго-западе страны была избавлена от деспотичного правления Аслана Абашидзе, более десятилетия самоизолировавшегося от остальной Грузии и установившего в Аджарии режим наподобие режима Лукашенко в Беларуси.

Бескровное удаление Абашидзе, нашедшего убежище в Москве, справедливо рассматривается как самое выдающееся достижение Саакашвили в должности президента Грузии; особенно - на фоне безвольного правления его предшественника Эдуарда Шеварднадзе, не только не осмелившегося обуздать непомерные и нелигитимные аппетиты Абашидзе, но и не раз обращавшегося к нему за помощью в кризисных ситуациях (в последний раз - в революционные дни в ноябре 2003-го); естественно - ценой очередных уступок, подрывавших единство государства и нации.

Но последовавшие вслед за сменой власти события в Аджарии как нельзя лучше продемонстрировали характер правления Саакашвили: была предпринята попытка (не до конца, впрочем, удачная) заместить абашидзевский тоталитаризм однопартийным правлением президентской партии, выборы в парламент автономии, состоявшиеся в июне 2004 г., оказались упущенным шансом в смысле их демократичности и прозрачности, конституционный закон о статусе автономии, принятый вскоре же парламентов Грузии, низвел статус автономии до символического уровня, а новая политическая и управленческая элита откровенно разочаровала жителей Аджарии.

Таким образом, Аджария является как бы иллюстрацией к происходящим в постреволюционной Грузии процессам: нужные, и положительные по своей сути начинания слишком часто ставятся под сомнение (а иной раз даже оказываются контрпродуктивными) отсутствием у новых властей долгосрочной и тщательно продуманной программы действий, сомнительным набором методов при осуществлении необходимых перемен, очевидным дефицитом квалифицированных кадров, бросающейся в глаза бесцеремонностью в обращении с собственным народом, нежеланием и неумением с выдержкой и благодарностью воспринимать доброжелательную и конструктивную критику.

Немедленно после вступления в должность президента Грузии, Саакашвили изменил Конституцию, подогнав структуру власти под собственный вкус. В результате, как об этом свидетельствовали в том числе и международные эксперты, нарушилась и без того хрупкая система сдержек и противовесов, ослаб парламент, а президент расширил свои полномочия, не обзаведясь при этом дополнительной ответственностью.

В данной ситуации учреждение Кабинета министров не возымело должного эффекта, что особенно наглядно проявилось после гибели премьера Зураба Жвания в феврале текущего года (его смерть от угарного газа породила вопросы, на которые пока так и не даны убедительные ответы). Президент получил право единолично (в обход премьер-министра) смещать с поста министров-силовиков, что сразу же высветило дисбаланс внутри правительства.

Частые структурные и кадровые перетряски в Кабинете (и далее по всей вертикали власти) стали характерной приметой правления Саакашвили; число и названия министерств за короткий срок менялись не раз, произошло сомнительное со многих точек зрения слияние Министерства внутренних дел и Министерства государственной безопасности, за год сменились три Министра обороны, уже трижды сменился посол в Москве (тяжелая, а потому принципиально важная для Грузии позиция), уполномоченные президента в провинциях (губернаторы) меняют друг-друга и своих предшественников слишком часто, чтобы оставить заметный положительный след своей деятельности.

Примечательно, что Саакашвили, в бытность свою председателем тбилисской легислатуры (2002-03 г.г.) ратовавший за прямые выборы мэра Тбилиси и других городов страны, в ранге президента кардинально изменил свою позицию и согласен лишь на двухступенчатую систему выборов (легислатура выбирает мэра).

Видимо, перспектива получить сильного, обладающего независимым источником легитимации руководителя столицы, на долю которой приходится треть 4,5 миллионного населения страны и еще более значительная часть финансовых средств, не вызывает у него оптимизма точно так же, как у Шеварднадзе. Уже второй раз по надуманному предлогу переносятся довыборы на освободившиеся места в парламент от Аджарии, где шансы на успех у президентской партии стали невелики (см.выше).

Принцип комплектации Центральной избирательной комиссии (ключевой элемент выборов в постосоветских странах), утвержденный президентским большинством в парламенте, мало отличается по сути от того, который в свое время установил Шеварднадзе, и каковой, в конечном итоге, сыграл роль спускового крючка Революции роз.

Большинство приблизительно в три четверти, каковым располагает Саакашвили в парламенте Грузии, не способствует укреплению политического плюрализма в стране, повышению культуры и результативности политических дебатов, демократичности принимаемых решений. Практически любая законодательная инициатива президента (и правительства) "обречена" на одобрение парламентским большинством, что способствует торжеству духа экспериментаторства, а не реформаторства: давайте сегодня попробуем так, а если не получится, то завтра попробуем по-другому.

Так, осенью 2004-го года был принят закон об изменении срока обязательной воинской службы с 1,5 до 1 года, а весной новым законом этот же срок был увеличен с 1 года до 1,5; в принятом в декабре 2004-го года новом Налоговом кодексе была глава, наделившая частные арбитражные суды правом выносить решения по налоговым спорам между государством и предпринимателями, а уже в апреле 2005-го правительство потребовало приостановить действие этой части кодекса. Контрольные функции парламента чаще всего остаются фикцией, ибо ложное понимание единой команды (исполнительная плюс законодательная власть), которая "выше подозрений", ведут к неприятию критики и оппозиционного мнения. Политические дебаты, в которых оппозиция, несмотря на свою малочисленность, часто выглядит убедительнее большинства, таким образом не служат оптимизации принимаемых решений.

Апофеозом волюнтаризма, отсутствия прозрачности и продуманной стратегии при принятии ответственных решений послужила летняя кампания 2004-го года в неподконтрольном центральным грузинским властям с первой половины 90-х годов сепаратистском регионе Южной Осетии. Силовая антиконтрабандная акция вполне предсказуемо привела к опасной эскалации напряженности, жертвам с обеих сторон, и крушению медленно, но крепнувшего доверия осетин к грузинам.

Терпения у новых грузинских властей оказалось мало; хорошо хоть хватило благоразумия пойти на попятную перед угрозой широкомасштабного вооруженного конфликта, в котором соседняя Россия отнюдь не собиралась ограничиться ролью стороннего наблюдателя.

Впрочем, заостряя внимание на проблемах сегодняшней Грузии, непосредственно связанных как с недостаточной опытностью и компетентностью новых ее властей, отсутствием навыков и практики подлинно демократического осуществления власти, так и реально тяжелым наследием, нельзя не отметить и искреннего стремления Саакашвили вытянуть страну из того болота застоя и коррупции, в котором она увязала в годы правления Шеварднадзе. Саакашвили пытается вернуть чувство собственного достоинства гражданам страны, которые почти было смирились со статусом несостоявшегося государства.

Революция роз вернула им надежду и привела в движение. Реформа системы образования, встретившая серьезное сопротивление ретроградов, и не сулящая сиюминутных результатов, нацелена на будущее страны и народа. Реформы в армии, а вернее - создание армии даже не на пустом, а на загроможденном развалинами прошлого месте, набирает обороты при многостороннем содействии партнеров и союзников Грузии.

Предпринимаются попытки вывести из шеварднадзевского тупика реформу судебной системы, хотя далеко не всем в новом истеблишменте импонирует мысль о независимых и беспристрастных судах и судьях. Антикоррупционные мероприятия, хоть и порождающие порой больше вопросов, чем ответов, все-таки дают о себе знать, в частности - в сфере сбора налогов, что позволило значительно увеличить государственный бюджет.

Наконец, европейские и евроатлантические устремления Грузии, продекларированные еще Шеварднадзе, но какие-то вялые и аморфные, как и его политика в целом, после революции наполнились новым содержанием. Интеграция в НАТО и ЕС для постреволюционной Грузии - не просто лозунг, годами позволявший Шеварднадзе получать щедрую финансовую помощь Запада без адекватной пользы для развития страны, а осознанный цивилизационный выбор народа, веками стремившегося в Европу.

Синее европейское знамя с золотыми звездами стало таким же опознавательным знаком Грузии, как белый стяг с пятью красными крестами, под которым Саакашвили повел борьбу за "Грузию без Шеварднадзе", и который сделал национальным флагом после победы революции.

Именно в этом заключается основная надежда граждан этой страны - западные партнеры и союзники Грузии могут и должны требовать от нового руководства государства неукоснительного сближения с европейскими стандартами в области демократии, верховенства закона, свободной рыночной экономики, своевременного и полного исполнения обязательств, взятых при вступлении в Совет Европы, задействовании программы сближения с НАТО (IPAP), при осуществлении разрабатываемой сейчас программы индивидуального партнерства в рамках европейской политики соседства (ENP).

Словом, президенту Бушу будет что сказать президенту Саакашвили.

Ивлиан Хаиндрава, директор программы Южнокавказские исследования Центра развития и сотрудничества при Центре плюрализма, Тбилиси