Положение в киргизских тюрьмах

По их словам, недостаток кислорода в камерах привел к смерти двух заключенных, а еще один умер от пищевого отравления.

Начальник отдела тюрем генерал Бубель счел положение настолько серьезным, что взял кризис под свой личный контроль и сейчас принимаются меры по улучшению состояния заключенных.

Стальные щиты, установленные на окнах поверх решеток, сейчас сняты и генерал Бубель заявил, что лично расследует вопрос о качестве питания.

Однако заключенные весьма скептически относятся к перспективе улучшения положения более чем 20 тысяч узников киргизских тюрем.

В СИЗО №1, где содержатся недавно осужденные, заключенные ютятся в бетонных камерах со стенами толщиной в 50 сантиметров и крошечным окном, забранным тройной решеткой. Матрасы и постельное белье отсутствуют. Заключенные спят на стальных нарах по очереди, так как на каждые нары приходится по трое человек.

Туберкулез и венерические заболевания широко распространены на фоне минимального медицинского ухода. Камеры 244 и 245, в которых содержатся больные туберкулезом, находятся прямо под тюремной кухней. Зимой и летом там стоит жара как в газовой камере, что способствует распространению инфекции.

Еда, которой кормят заключенных, очень низкого качества. Хлеб развозят в открытых тележках или мешках, используемых для других целей.

Заключенные имеют право на получение посылки раз в месяц, хотя тюремные службы и утверждают, что ограничений этой привилегии нет. К единственному окошку, где принимают посылки, выстраивается длинная очередь родственников, часами, при любой погоде, под открытом небом, ожидающих, пока не выкрикнут нужное имя. Далеко не все содержимое посылки достигает заключенного. Говорят, что охранники производят “экспроприацию нетрудовых доходов”.

Приличная одежда и обувь, как правило, из посылок исчезает. Если что­нибудь из присланного понравится охраннику, он предлагает заключенному меняться на сигареты, хлеб или наркотики.

В тюрьме имеется душевая, но мыло и бритвы достать невозможно. На мытье отводится 15 минут, хотя многие отказываются мыться. Начальство против этого не возражает. Раз в день заключенных выводят на прогулку во двор с высокими стенами и проволочной сеткой над головой, где можно 25­30 минут ходить вдоль бетонных стен.

В камерах временного содержания, расположенных при отделениях милиции, условия часто еще хуже. По закону срок задержания не может превышать трое суток, хотя на практике следователь продлевает срок заключения на столько, сколько требуется для возбуждения дела.

Подозреваемых часто держат в камерах, не давая им еды и не разрешая ни с кем видеться. Продуктовые передачи, посылаемые родственниками или друзьями, редко доходят по назначению. Между подозреваемыми и следователями в открытую ведется меновая торговля. Подозреваемому могут предложить выбор между признанием в преступлении и обвинением в целом ряде нераскрытых преступлений.

Следователи ранят в сейфах запас наркотиков. За один “ляп” ­ 0,5­0,8 грамма опия ­ заключенный­наркоман сознается в чем угодно, кроме убийства. Таким образом милиция поддерживает высокий уровень раскрываемости преступлений, обеспечивает себе служебный рост и получает финансовой вознаграждение.

Вина подозреваемого часто устанавливается в зависимости от глубины карманов его родственников. Хотя многие следователи месяцами не получают зарплаты, составляющей 700­800 сом (15­17 долларов), некоторые из них разъезжают на роскошных иномарках.

Ырысбек Омурзаков ­ редактор газеты “Трибуна”, выходящей в Бишкеке. Он подвергся тюремному заключению по обвинению в клевете на президента.