Виталий Пономарев: «Масштабы репрессий в Узбекистане несут большую угрозу, чем ИДУ»

16 марта Правозащитный центр «Мемориал», г. Москва, опубликовал доклад «Политические репрессии в Узбекистане в 2009-2010 годах». Этот объемный документ из 150 страниц содержит выводы, наблюдения и оценки правозащитников, динамику репрессий, количественные данные по заключенным, многие из которых осуждены по сомнительным делам о терроризме, исламском экстремизме и незаконной религиозной деятельности.

Виталий Пономарев, директор центрально-азиатской программы «Мемориал», в интервью NBCA рассказывает о том, как велась работа над этим документом, оценивает динамику политических репрессий, состав политических заключенных, анализирует правовую базу, по которой узбекские суды выносят обвинительные приговоры.

NBCA: Сколько, по вашим данным, на сегодняшний день жертв политических репрессий в Узбекистане? По каким статьям они были обвинены?

Виталий Пономарев: Число узбекских политзаключенных составляет несколько тысяч человек, что больше, чем во всех постсоветских странах, вместе взятых. В приложении к докладу приведен список пятисот с лишним человек – тех, кто подвергся уголовным преследованиям по политическим мотивам в 2009-2010 годах.

У нас есть информация еще о более чем трехсот арестованных или осужденных за этот период, имена которых нам неизвестны. По опыту прошлых лет могу сказать, что нам обычно удается получить сведения менее чем о половине таких дел.

Почти все эти политзаключенные были обвинены в участии в запрещенной организации, распространении материалов, угрожающих общественной безопасности, посягательстве на конституционный строй, создании незаконной религиозной организации.

В докладе анализируется правовая база репрессий, речь идет о том, что соответствующие статьи Уголовного кодекса в их нынешних формулировках не отвечают международным стандартам, международным обязательствам Узбекистана. В нескольких широко применяемых статьях упоминаются термины «фундаментализм», «экстремизм», однако в уголовном законодательстве Узбекистана эти термины не определены.

Другим предметом анализа стала практика обвинений в терроризме. В местных законах нет разграничения между теми, кто непосредственно принимал участие в подготовке или осуществлении террористических актов, и теми, кто может быть обвинен лишь в косвенной причастности к преступлению или просто оказывал, скажем, какие-то услуги обвиняемым. Это ведет к неоправданному расширению круга лиц, осуждаемых по обвинению в терроризме.

NBCA: Насколько, по вашим данным, известные террористические группировки имеют место быть в Узбекистане?

Пономарев: Начиная с 2009 года, в уголовных делах стал активно использоваться термин «жиходчилар», который в Узбекистане стал новым политическим ярлыком, пришедшим на смену термину «ваххабиты». Интересно, что в 2009-2010 годах практически не было ни одного судебного процесса над членами ИДУ [Исламского движения Узбекистана], кроме одного подозреваемого, выданного Украиной, хотя во многих публикациях экспертов есть ссылка на причастность этой организации к насильственным действиям на территории Узбекистана. Однако материалы уголовных дел не подтверждают эти оценки.

В целом, кроме инцидентов в мае 2009 года в Андижанской области, нет никаких заслуживающих доверия свидетельств того, что известные зарубежные джихадистские организации, такие, как ИДУ или Союз исламского джихада, были причастны к актам насилия, совершенным в стране за последние два года.

В докладе мы предлагаем новый подход к этой проблеме, в частности, пытаемся оценить действия властей с точки зрения их адекватности той угрозе, которую создают террористические группы. Один из главных выводов – действия властей носят неоправданный и непропорциональный характер, а масштабы репрессий таковы, что они сами являются важным дестабилизирующим фактором и несут даже большую угрозу общественной безопасности региона, чем такие организации, как ИДУ.

NBCA: Изменилась ли, на ваш взгляд, тактика возбуждения и ведения уголовных дел по политическим мотивам в 2009 -2010 относительно прежних лет?

Пономарев: Да, есть изменения. Даже в плане квалификации обвинений.

NBCA: Была ли у вас во время составления доклада возможность получить решения судов? На информацию из каких источников вы опирались?

Пономарев: Мы старались получить копии судебных решений, и по целому ряду процессов удалось это сделать. Кстати, некоторые официальные материалы, которые анализируются в докладе, например, по делу, связанному с событиями мая 2009 года в Андижанской области, ранее не публиковались в СМИ. Так что я думаю, прочесть об этом будет интересно не только специалистам. Помимо документальных материалов мы проанализировали публикации официальных и независимых СМИ, сообщения местных правозащитников. По некоторым из этих материалов мы связывались с авторами для того, чтобы можно было задать уточняющие вопросы. И часто в ходе такого общения получали дополнительную информацию.

И, наконец, опрашивались беженцы, трудовые мигранты из Узбекистана, которые находятся на территории других стран, которые так же часто являются важными источниками новостей об арестах и судах, происходивших в регионе их проживания. Однако информация остается неполной. Можно сказать, что в последние два года из половины регионов Узбекистана правозащитному сообществу, журналистам не поступало никакой информации о происходящих там политически мотивированных судебных процессах. Иногда единственным источником информации о том, что прошел тот или иной процесс, были публикации в официальных СМИ.

NBCA: Какова динамика репрессий за два года вашего мониторинга?

Пономарев: То, что наметилась тенденция к росту числа политически мотивированных уголовных дел, мы отмечали еще в середине 2008 года. Сильный всплеск произошел после событий в Андижанской области в 2009 году. Потом акты насилия в Ташкенте, Ташкентской области летом 2009 года. Уровень репрессий сейчас выше, чем в период предыдущего пика 2004-2006 годов. Я думаю, что сейчас сформировалась такая карательная машина, которая искусственно создает групповые уголовные дела с десятками участников, с очень серьезными обвинениями, при том, что в основе этих обвинений в большинстве случаев нет ничего, кроме неофициального религиозного обучения, обсуждения религиозных тем или общения со знакомыми.

NBCA: К чему в итоге могут привести масштабные политические репрессии в Узбекистане? Какие последствия это будет иметь для людей, для властей?

Пономарев: На протяжении более чем десяти лет масштабные репрессии в качестве устойчивой государственной практики являются одним из ключевых источников нестабильности не только самого Узбекистана, но и для Центральной Азии в целом. Все это чревато достаточно серьезными последствиями в плане безопасности, стабильности региона.

Я не исключаю, что при определенных условиях может повториться ближневосточный сценарий, причем для Узбекистана более вероятен насильственный ливийский вариант, а не тот сценарий, который имел место в Египте. Партнеры Узбекистана, как на Западе, так и внутри СНГ, должны предпринять определенные усилия и оказать давление на Ташкент, чтобы изменить эту ситуацию.

Данная статья была подготовлена в рамках проекта «Новостная сводка Центральной Азии», финансируемого фондом National Endowment for Democracy.